***
– Пой!
– Ни за что!
Человек, стоявший перед троном, был совсем не похож на героя песен. Вернее, это был даже не человек – тень человека, покрытая сероватой кожей и полупрозрачным легким одеянием. И все же кто еще мог стоять так прямо и так решительно отказывать Черному Королю – в такой, казалось бы, незамысловатой и безобидной просьбе?
Человека, стоявшего перед троном, звали...Человека, стоявшего перед троном, звали Орфей.
За сотни лет, которые он провел здесь – уже не по своей воле, а по вечной необходимости жизни и смерти, – черты его лица совсем стерлись. Как, впрочем, и его тело. Теперь оно было похоже скорее на очень грубую заготовку для куклы, которой мастер еще не придал никакой индивидуальности – как будто раздумывая, какой она будет: женственной или мужественной, веселой или грустной, красивой или устрашающей. Определенность сохранили только руки Орфея, жилистые и сильные, натренированные не в сражениях или на охоте, а в игре на лире. Одинаково уверенно обнимавшие инструмент и любимую женщину – до того, как у него отняли обеих.
Восседавший на троне мужчина разительно отличался от своего непокорного подданного. Темно-серые блестящие глаза Короля были, кажется, самым живым, что осталось в этом царстве мертвых после ухода Королевы. Каждая черточка, каждая морщинка на лице глубоко врезалась в обветренную кожу, под черными, лишь слегка посеребренными усами и бородой были видны кроваво-красные губы и безукоризненно ровные белые зубы. Широкая грудь Короля тяжело поднималась и опускалась, руки были сжаты в кулаки – он уже не скрывал своего гнева.
– Дурак! Я предлагаю тебе вернуть твою любовь – и ты не готов заплатить даже столь малую цену?
– Нет. Цена слишком велика, что бы ты ни пообещал мне взамен. Я могу быть дураком, но я хорошо знаю цену музыки.
Они оба понимали, что это правда. И ни один из них не собирался отступать: Королю уже нечего было терять, у Орфея же оставалась только гордость. Гордость до сих пор не дала его душе раствориться в тенях подземного мира, и она же долгие годы не давала ему снова взять в руки лиру. Они перестали кричать, и в зале повисла шелестящая по углам тишина. Все тени ждали, чей взгляд победит – тень или сталь, Дурак или Король… Смерть или жизнь.
Молчание нарушил грохот распахнувшейся двери: в тронный зал ввалился вечно пьяный племянник Короля – лохматый, пунцовощекий, волочащий за собой ради смеха намотанную вокруг шеи веревку. При ближайшем рассмотрении в веревке можно было узнать гадюку; она шипела, но не кусалась, кажется, смирившись со своей участью.
– Что, дядюшка, твой шут опять отказывается тебя развлекать? Может, лучше я спою тебе что-нибудь веселенькое? – последнее слово прозвучало немного приглушенно, потому что змея все же решила устроиться на шее господина поудобнее.
Король неразборчиво рыкнул, а пьяница прочистил горло и продолжил, уже обращаясь к Орфею:
– Я тут раздобыл новую игрушку, тебе должно понравиться, – он хлопнул в ладоши, и в зал вбежал уродец с козлиными ногами и жиденькой бородкой. В руке он держал струнный инструмент, приходившийся лире разве что очень дальним родственником. Полый деревянный корпус волочился по полу и издавал жалобное гудение. – Ну же, неужели ты не хочешь попробовать, как она звучит?
Гитара полетела к ногам Орфея, он инстинктивно поймал ее, впервые оторвав взгляд от лица Короля. Пальцы сами легли на струны.
Король едва заметно приподнялся на своем троне, как будто даже затаил дыхание. Его руки вцепились в подлокотники, костяшки побелели. Он ждал – как ждали, затаив дыхание, все в зале. Пьяница замолчал, вытащил из-за пазухи бутылку и, кажется, полностью занялся ею – только один глаз на удивление внимательно и зорко косил в сторону Орфея.
Расчет оказался верен: слишком сильно искушение хотя бы перебрать струны, извлечь хоть несколько нот, когда ты столько веков добровольно отказывал себе в этом. Практически невозможно не петь, если твое имя Орфей, – рано или поздно тебе придется снова это сделать.
И он заиграл. Всего мгновением позже вслед за музыкой устремился призрачный, хриплый голос – только тень того, чем Орфей обладал когда-то, и все же этой тени было достаточно, чтобы вернуть Королю власть, чтобы призвать назад Королеву, чтобы возвратить всю страну мертвых к былому величию.
Первым опомнился один из советников Короля.
– Он играет… Не ту музыку! Ваше Величество, остановите его, это сигнал…
– …к отступлению, – договорил за него пьяница, отчего-то явно довольный собой. Он ласково погладил бутылку и аккуратно убрал ее обратно за пазуху. В его голосе больше не было слышно винного угара.
Король попытался вскочить с трона, вырвать из рук своего пленника и шута проклятый инструмент – и не смог пошевелиться. А Орфей, тем временем, уже направлялся к выходу из зала. Тени, зачарованные его голосом, двинулись вслед.
Последним, отвесив шутовской поклон дяде, к дверям направился виновник случившегося.
– Всегда к вашим услугам, мой Король.
Тот едва не взвыл от бессилия – и осекся: сквозь утекающую прочь толпу теней к нему двигалась молодая женщина, такая же реальная, как и он сам. На ней была невесомая серая туника, уложенные вокруг головы золотистые волосы украшал венок из черных маков.
– Куда они уходят? – она обратилась к нему так, как будто выходила совсем ненадолго, как будто он не сидел долгие годы в одиночестве на своем троне, не видя ее глаз и не чувствуя на своих плечах ее рук.
Король отпустил куда-то под потолок свое невысказанное приветствие – оно повисло далеко вверху серовато-розовым облачком в ожидании своего часа – и ответил просто:
– Они ищут другое королевство. Куда еще этот безумный мог их увести?
(Есть силы выдохнуть, есть силы чуть насмешливо скривить пересохшие губы. Хорошо, Аид, очень хорошо.)
Королева слегка нахмурилась:
– Почему ты не сказал им, что его больше нет?
Ее муж промолчал. Они оба знали ответ: есть вещи, в которые не поверишь, пока не увидишь своими глазами. Королева заняла свое место по правую руку Короля, их пальцы переплелись в спокойном, привычном пожатии. По крайней мере, теперь они будут ждать конца вместе – конца или нового начала, кто знает?